Екатерина Ивановна Аралова уроженка Репьёвского района…воспоминания о войне

Немцы оккупировали их село в начале первых месяцев войны и пробыли там около года, расположив свой штаб в школе и сельсовете. Сколько ужаса и страха, боли испытали за то нелегкое, буйное время жители села?!

 «Немцы отбирали у людей всё: зерно, кур, молоко, картошку, свёклу, в общем, что попадалось под горячую руку этих нелюдей, - вспоминает очевидица того «ужасного фильма о войне», - а нам, попросту сказать, шиш без масла остался да отцовский топор, из которого каши ну никак не сварить было, вот и приходилось и взрослым, и старикам, и детям подвязывать животы потуже и «садиться на безвременную диету»».

 Достаточно долгое время судьбы жителей села Краснолипье висели на волоске. «Было непонятно, чего от них ждать, от этих злыдней: то ли милости, то ли казни», - вспоминает Екатерина Ивановна и снова прячет волной накатывающие рыдания.

 Потом немцы собрали всех селян от мала до велика и уже хотели было поджечь их в старенькой конюшне, но потом почему-то передумали и погнали в неизвестном направлении. «Стон и вой стоял тогда, кажется, на всей русской земле, люди шли, как каторжане, с опущенными вниз головами, боялись глаза поднять».

 Семья Араловых находилась здесь же, в гуще шагающих в неизвестность односельчан. «Самой младшенькой нашей сестренке Танечке было тогда от силы 2 года», - произносит собеседница. Девчушка, увидев немецких, кидающихся на ссыльных, собак, дула автоматов да злые крики вечно пребывающих не в духе фрицев, испугалась, расплакалась и потянулась крошечными ручонками к матери, идущей неподалеку; Марфа рванулась к ней, но тут же к женщине подоспел немец и, ударив ее прикладом, пнул прочь.

 «Да, - вспоминает Екатерина Ивановна, - жестокость и беспощадность некоторых немцев не знала своих пределов, звери, одним словом. Но это что-то даже хуже, у животного-то хоть сердце есть – к нему с добротой и он ею же ответит, а этих и сравнить не с чем. Но были и такие, кто более-менее нормально относились к людям».

 Прошагав долгие, тяжелые 25 км, вереница собралась в селе Семидесятное. Народу тогда в рядах пленных сильно поприбавилось, ведь немцы по пути прихватывали с собой и других жителей окрестных сел и деревень.

 «Остановившись в Семидесятном, фрицы околесовали, не без помощи пленных, конечно, яры колючей проволокой, собрав нас всех в одну большую кучу».

 Женщины рыли окопы. И там, в яру, враги продолжали удерживать и без того потерявших столько сил людей. Долго немцы измывались над людьми за колючей проволокой, до самых холодов и морозов.

 «Очень истощали мы за то время: кто-то в голодные обмороки падал, а кто-то и вообще умирал. Страшно… А если нам что-то и давали поесть эти гады, так это картошку гнилую да свёклу, и тех по самой малости. А народу-то сколько полегло…».

 А немцы, вспоминает Екатерина Ивановна, как будто нарочно травили их запахами со своей «кухни»: «Всё у них было. Наше-то добро с деревень с собой поприхватывали и пировали. И мясо ели, и яйца. А мы слюной исходили…»

 Жили пленные под открытым небом: и холодный дождь по щекам хлестал, словно их, обессиленных, в чувство приводил, и ноги утопали по колено в грязи. А куда скроешься? Кругом колючий забор. Потому и болели почти все. Маленькие дети уже почти не плакали, обессилев от голода. «Одежонки никакой, одна рубашка, босые. А как холода зашли, зубы стали такую чечетку выбивать, что, мама, не горюй».

 Наступила невыносимая стужа, немцы стали матерей с маленькими детьми распускать по домам. «Уж не знаю, какая благодать на них снизошла. Может, сжалились… Не знаю. Но не было тогда для нас большего счастья».

 Семья Араловых двинулась домой, пробираясь посадками, густыми лесами. На дорогу не выходили: боялись наткнуться на врага и снова попасть либо под обстрел, либо в плен. Дорога к родному жилищу была тяжелой, долгой, но мысль о свободе прибавляла сил. Наконец-то Марфа с детишками добрались и до родного места.

 «Дом наш, слава Богу, уцелел, - вспоминает бывшая узница, - на улицу мы почти не выходили: колодец во дворе, а есть варили в потемках, старались не шуметь. Так и жили – на семечках да на воде, боялись».

 …Заканчивался третий год сражений. Отголоски войны еще явно и отчетливо слышались в деревне и далеко за ее пределами. «Но утро нового 1943-го года стало для нас поистине самым праздничным: немцев отогнали в Острогожск», - говорит мне Екатерина Ивановна со счастливой улыбкой на лице. Тогда русские разведчики на лыжах в белых костюмах освободили их село от захватчиков. «Ох, и бежали тогда немцы в чем мать родила! Были они злые, конечно, из-за того, что приходится покидать насиженное место с наворованной едой, но делать нечего – наши защитники гнали их прочь от Родины!»

______________________________________________________________________________

Хотя сейчас Раздымалин и не преподаёт, но застать его в школе можно практически каждый день. Вот и во время нашего приезда он находился в кабинете, на дверях которого – табличка: «И.Ф.Раздымалин – член-корреспондент Российской академии педагогических наук, Заслуженный учитель школы России». 

Сам Раздымалин – местный, костёновский. 14 июня 1942 года он окончил ту же школу. А через месяц родное село заняли немцы. Потом они ушли дальше, на Сталинград. Остались мадьяры, которые через две недели, собрав всех трудоспособных мужчин, отправили в концлагерь в соседнее село Семидесятное. Туда же попал и Иван – рыл вместе со всеми траншеи, противотанковые рвы. 

При первой же возможности он покинет лагерь и уйдёт в соседнее село Ивановка, к своей тётке, у которой прятался раненный старший лейтенант Красной Армии. Под Сталинградом у немцев дела шли неважно, и потому мадьяры, явно не желающие воевать, начали подумывать о том, как бы сдаться в плен наступающим советским войскам. 

- За день до прихода наших войск в Ивановку, ночью, в хату заявился мадьярский «сакасвазатуй» – это старший сержант. Снимает ремень со штыком и подсумком для патронов и вместе с винтовкой передаёт тёте. Она отправляет всю эту амуницию под печку. Два других солдата пришли раньше, но оружия у них не было. Все трое забрались на печку, но там уже были мы со старшим лейтенантом. Один из мадьяр, родом с Западной Украины, по-русски начал интересоваться – как можно сдаться в плен Красной Армии, чтобы им сохранили жизни. Началась обработка ночных гостей. Офицер убедил мадьяр отдать ему оружие, уверив при этом, что оккупантов, добровольно сдавшихся в плен, никто расстреливать не будет. 

После освобождения Костенок 19 января 1943 года Раздымалин сразу же уйдёт в Гремячье, где стоял запасной полк, – чтобы отправиться на войну. Но медицинская комиссия его «забракует» – чесотка. А вскоре Ивана надолго свалит тиф. И лишь в мае того же года, поправившись, вместе с друзьями он отправится в Воронеж, где получит назначение в роту подготовки снайперов. Но жизнь внесёт поправку в его военную специальность. В полку остро ощущалась нехватка пулемётчиков, и красноармейца Раздымалина определят в подносчики – две коробки с лентами, по 10 килограммов каждая. 

По военной биографии Ивана Фёдоровича можно изучать историю войны – жестокие бои на Курской дуге, ранение, госпиталь, снова бои до самой границы, затем в Польше и предместьях Берлина, встреча на Эльбе с союзниками…. 

С 70-килограммовым станковым пулемётом сержант Раздымалин прошёл пол-Европы. Был награждён двумя орденами Славы, второй и третьей степени, орденами Красной Звезды и Отечественной войны первой степени, многими медалями. Уже в мирное время к фронтовым наградам прибавится орден Ленина. «В довесок» к благородному металлу, украшающему его парадный пиджак, ветеран носит при себе ещё одно железо, «добытое» на фронте, – осколок миномётной мины в бедре. 

О себе Раздымалин говорит так: слишком не геройствовал, но и за чужие спины не прятался. «На фронте многое, «пятьдесят на пятьдесят», зависит от умения и удачи. Без этого не выжить. Воевать по-суворовски мудро фриц нас заставил научиться, а удача, слава богу, меня не оставила». 

Домой Раздымалин попал лишь весной 1947 года, отслужив почти два года в Восточной Пруссии.

_______________________________________________________________________________

Род. в 1936 г. в д. Мастюгино Острогожского р-на Воронежской обл. 

В 1942 г. находилась в концлагере  Семидесятное  Хохольского р-на Воронежской обл. 

- Нас у мамы на руках было шесть человек, самой старшей 11 лет, а маленькому мальчику год и пять месяцев. В лагере старики сидели с малолетними детьми, а матери копали для немцев окопы. Кормили нас тухлой картошкой и гнилой капустой, да дохлой кониной.

______________________________________________________________________________

– Родилась я в селе Рудкино Воронежской области, – вспоминает Мария Гавриловна. – Когда началась война, отца забрали на фронт. Осталась мама с нами, четырьмя детьми. Мне было тринадцать. Никогда не забыть бомбёжки, обстрелы. 

 На левом берегу Дона были наши, на правом – немцы.   Бои  шли ожесточённые. Фашисты, злые, разъярённые, въехали в наше село на мотоциклах, лошадях. Врывались в дома, грабили, били. 

 Но самое страшное было впереди. 

 – Всех односельчан выгнали на улицу, построили в колонну и погнали по дороге. Было очень жарко, сильно хотелось пить. На пути увидели колодец, набрали воды. И только я нагнулась к ведру, как подъехал немец на лошади, ударил меня плёткой по спине. Было очень больно, я плакала. Загнали нас за колючую проволоку в концлагерь, в селе  Семидесятное , где мы пробыли до ноября 1942 года. Нас заставляли работать – мыть и стирать. Местные жители бросали нам за проволоку тайком капусту, хлеб, хотя сами жили впроголодь. 

 В конце января 1943 года родное село Марии Гавриловны было освобождено. Вернулись они и увидели – дома все сожжены, только печные трубы стоят на пепелище. Надо было начинать всё заново. 

–        Жили мы в погребе, сыро, холодно. Ни одежды, ни еды, зато не было стрельбы. Заболели тифом, да видно не судьба была умереть мне. Я вспоминаю своего брата Гришу. Его фашисты угнали рыть окопы, но он каким-то образом сбежал, заболел и умер. Ему было всего семнадцать лет.

__________________________________________________________________________________

Детство, опаленное войной 

Детские воспоминания о войне - искренние, яркие запечатлены в военных хроникальных фильмах, в дневниковых записях. Они по-своему ценны и уникальны, потому что передают чувства, которые владели людьми, пережившими войну. Живя в страхе перед опасностью, дети также страдали, как и взрослые. Но самые жуткие воспоминания остались в душах маленьких узников концентрационных лагерей. 

Мария Григорьевна Зяблова, проживающая нынче в х. Новокрасном Пушкинского сельского поселения, - одна из них. Вместе с мамой и десятилетней сестрой Наташей в возрасте 3 лет она оказалась за колючей поволокой. Под дулами автоматов фашисты согнали жителей в овраг, оградив его. Тут находились семьи коммунистов, евреев, солдат и офицеров Красной Армии. В лагере были не только жители родного села Семидесятное Воронежской области, но и многих населенных пунктов. Это был пересыльный лагерь перед отправкой в Германию. Но наши солдаты успели помешать этому замыслу. Когда узников освободили, они были сильно истощены. Некоторые не могли самостоятельно идти, их приходилось нести на руках. 

О том страшном времени Мария Григорьевна знает только по рассказам своей мамы, которая потеряла здоровье и рано ушла из жизни, а также от своей старшей сестры Натальи Григорьевны Зябловой (Агеевой). Сама она была слишком мала, чтобы понимать, что они попали в ад. Пережив муки заточения, унижения, страх, все были рады концу мучений. Всю войну ждали с фронта отца – Григория Николаевича Зяблова, но он не вернулся, пропал без вести. 

Как и многие сверстники, Мария рано пошла работать, сразу после окончания семилетки. Трудилась на ферме, а, переехав на Кубань, тоже работала телятницей и подменной дояркой, а позже, перед самой пенсией - в полеводстве. Много лет она ухаживала за мужем–инвалидом, получившим травму на производстве. 

Сейчас Мария Григорьевна живет одна, но на судьбу не жалуется. Очень радуется пожилая женщина, когда ее посещает председатель ветеранской организации с. Пушкинского П.П. Рябкова. Обеим женщинам, у которых война забрала отцов, есть что вспомнить о своей жизни, о работе, да и судьбы у них чем-то схожи между собой. И обеим оптимизма не занимать, хотя они относятся к тому поколению, которое называют детьми войны.

__________________________________________________________________________________

Непокорённые: «Мы забыли, что такое хлеб» 

Восемь с лишним десятков лет за плечами Валентины Семеновны Аникеевой, но радостных дней в ее долгой жизни, как сама признается, было по пальцам перечесть. Отец умер в 1935-м, оставив сиротами пятерых детей. С ранних лет пришлось Вале работать, помогая матери. Единственной отдушиной была школа – летом 1941-го она с отличием окончила второй класс средней школы села Борщево Воронежской области. 

Благодатные земли на берегах Дона стали местом ожесточенных боев через полгода после начала войны – фашисты яростно пробивали себе дорогу на юг страны. 

– Бомбили страшно. Вырыли мы себе глубокую землянку, в иные дни из нее не выходили – налеты не прекращались. В одну из летних ночей 1942 года фашисты ворвались в нашу деревню. Нас с мамой и сестрами выгнали из дома – в чем были, погнали по дороге вначале в соседнюю деревню, потом дальше и дальше. С каждой пройденной деревней колонна все разрасталась. Многие по дороге погибали – во время налетов фашисты прятаться нам не разрешали, раненых добивали, – рассказывает Валентина Семеновна. 

В селе Семидесятное был создан перевалочный лагерь – огороженный колючей проволокой пустырь, вышки с автоматчиками. Вместо еды фашисты бросали пленным кости и клевер, воду наливали в лошадиное корыто. Иногда выливали ее прямо на землю, и тогда измученные люди сосали кусочки этой влажной земли. Каждый день немцы расстреливали очередную партию пленных в ближайшем овраге. 

Полтора месяца пробыла Валентина со своими родными в этом лагере, а затем их погнали дальше – в Белгородскую область. 

– Уже снег выпал, а мы, как были в летних платьицах, так и шли. Хорошо, если повезет тряпку найти на дороге или рогожку. На ноги пучки соломы подвязывали. Почти у всех были обмороженные пальцы и, конечно, вши… 

Прибыли на место. Пленных загнали в конюшню без крыши, бросили под открытым небом, на мерзлом навозе. Только спустя несколько дней распределили по хатам местных жителей. Каждое утро всех выгоняли на работу: убирать свеклу, картошку.

Припасов не было никаких, спасались подножным кормом: желудями, боярышником, яблоками-дичкой, заячьей капустой… 

– Картошку сырую погрызешь украдкой или свеклу – вот и вся еда. Хлеб нам даже во сне не снился – за три года войны мы просто забыли, что это такое. 

Избавление пришло только год спустя, в 1943-м, когда советские войска, начавшие наступление на Курской дуге, выбили оккупантов с Белгородчины. 

– Освобождали нас сибирские дивизии. Помню, один из командиров, увидев нас с сестрами, оборванных, грязных, прозрачных от голода, заплакал, бросился доставать еду из вещмешка. Он рассказал, какие бои шли в окрестностях Дона: вода стала красной от крови, реку можно было перейти вброд – по телам погибших… 

Возвращение в родные места заняло несколько месяцев. Вернулись, а дома нет: кругом мины, сгоревшие танки. Валин дед сделал из веток шалаш, ящики из-под гранат заменили мебель. Хоронить убитых, тела которых так и лежали посреди улицы, в колодцах и садах, пришлось местным жителям. Из железных листов делали волокуши, тащили тела к окопам, блиндажам и там закапывали. Припасов на зиму никаких, спасались подножным кормом: желудями, боярышником, яблоками-дичкой, заячьей капустой. Несмотря ни на что, все жили ожиданием победы. И она пришла! 

– 9 мая мы работали в поле, видим, из деревни мальчишка скачет. Подъехал и говорит: «Война замирилась!» Стали мы плакать, смеяться, и все вполголоса – от слабости и истощения, – вспоминает Валентина Семеновна. 

После войны она работала в колхозе, потом вышла замуж, уехала с мужем в Томск. Воспитала троих сыновей, выросли внуки. Сейчас жить бы да радоваться, но не дают покоя болезни – страшное эхо пережитого голода, холода, непосильного тр

_________________________________________________________________________________

Мне бабушка рассказывала, то что:-В 1942 в июле месяце наше село Борщёво Хохольского района.Воронежской области было захвачено немецкими акупантами,которые без предупреждения населения,начали насильственную эвакуацию.В считанные минуты немцами была дана команда,срочно покинуть дома и под дулами автоматов нас под конвоем погнали в Водяной Лог.Пробыли там двое суток,нас погнали дальше под усиленной охраной немецких солдат.Глубокой ночью нас пригнали в хутор Россошки.Там мы пробыли до утра,а потом нас погнали дальше,до села Кочетовка.На окраине села немецкими солдатами была дана команда на двух часовой отдых.После постороили в колонну и немцы произвели обыск,каждого человека,каждый вещевой мешок. 

15июля 1942 года под вечер нас пригнали в лог села Семидесятное,Хохольского района,Воронежской области.Нас остановили возле колючих проволочных ограждений.Солдатами конвоя была дана команда объединиться в свои семьи для учёта эвакуированных лиц.И тут был произведён повторный обыск другой командой солдат.Потом открыв ворота нас загнали в лагерь,окоружённый со всех сторон в несколько рядов колючей проволокой.Комендант лагеря "немец" на ломаном русском языке пояснил,что без специальных документов из лагеря выходить нельзя, а кто примет попытку бежать,то весь лагерь будет расстрелян,в этом лагере уже находились наши военнопленные и лица гражданского происхождения.Это были советские партийные руководители.Весь лагерь был под усиленной охраной.Вокруг лагеря было несколько вышек,на каторых находились вооружённые солдаты с собаками.В данном лагере мы находились до октября месяца,наступили холода,шли дожди.Кормили нас с общего котла с пленными.Всех взрослых ежедневно выгоняли на различные работы.В октябре месяце 1942года нас выгнали из лагеря и погнали по сёлам.Нас остановили и разместили по квартирам в селе Решетовка Горшечного района,Курской области.Там мы находились на учёте под наблюдением полицаев.В 1943году весной пришли Советские солдаты и освободили нас.Немцы стали отступать.Тут мы стали потихоньку продвигаться домой,назад в Борщево,где было всё разрушено.

В данный момент,их нет в живых.Но я их люблю,считаю их сильными.Они похоронены рядом с друг другом,они был обвенчаны.Вот настоящая любовь,прожить всю жизнь вместе,вырастить детей,в горе и в радости.

------------------------------------------------------------------------

Р Е Ш Е Н И Е

Именем Российской Федерации

с. Холмогоры 

31 марта 2010 года  

Холмогорский районный суд Архангельской области в составе

председательствующего судьи

при секретаре 

рассмотрев в открытом судебном заседании в селе Холмогоры 31 марта 2010 года заявление К. об установлении факта принудительного содержания в концентрационном лагере, 

установил: 

К. обратилась в суд с заявлением об установлении факта принудительного содержания её во время Великой Отечественной войны в концентрационном лагере, созданном фашистами в селе Семидесятное Хохольского района  Воронежской области. 

В своем заявлении указывает, что с июля по октябрь 1942 года она с другими жителями деревни принудительно содержалась в концентрационном лагере, который был создан в с. Семидесятное фашистским оккупационными войсками и представлял собой окруженную колючей проволокой территорию, охраняемую немецкими войсками с собаками. В лагере находились женщины, дети, военнопленные и другие, кто оказывал сопротивление немцам;  было много односельчан. Заключенных избивали. Морили голодом, расстреливали, заставляли работать по 16 часов день. Все имущество насильно отбиралось немцами, уничтожалось. В лагере она находилась с Н., 1931 года рождения, З., 1930 года рождения, также являющимися узниками лагеря. Установление факта нахождения в концентрационном лагере, дает ей право пользоваться льготами, установленными для несовершеннолетних узников действующим законодательством. 

В суд заявитель К. не явилась, извещена надлежащим образом, просит рассмотреть дело в ее отсутствие, заявление поддерживает (л.д.41). 

Представитель заинтересованного лица – государственного учреждения «отделение социальной защиты населения по Холмогорскому району» в суд не явился, извещен надлежащим образом, просит рассмотреть дело в его отсутствие (л.д.40). 

Суд, исследовав материалы дела, считает заявление подлежащим удовлетворению по следующим основаниям. 

В соответствии со ст. 264 ч.1 ГПК РФ суд устанавливает факты, от которых зависит возникновение, изменение, прекращение личных или имущественных прав граждан, организаций. 

Допрошенный в судебном заседании Хохольского районного суда Воронежской области 3.03.2010 года по судебному поручению Холмогорского районного суда Архангельской области свидетель Н. подтвердил, что был очевидцем принудительного содержания заявителя К. (до брака – Ч.) с матерью в концлагере села Семидесятное Хохольского района с середины июля до октября 1942 года, до освобождения села советскими войсками. Содержались в лагере, огороженном рядами колючей проволокой, охраняемой солдатами и собаками. В лагере были мирные жители и военнопленные. Немцы кормили заключенных кониной, картошкой, воду брали из ручья (л.д.25-29). 

У суда нет оснований ставить под сомнение истинность фактов, сообщенных указанным выше свидетелем. Данных о какой-либо заинтересованности свидетеля Н., в исходе дела нет, его показания соответствуют и не противоречат обстоятельствам, сведения о которых содержатся в других исследованных судом доказательствах. 

Согласно материалам дела, К. (до брака Ч.)  родилась 15 марта 1933 года в селе Семидесятое Хохольского района Воронежской области (л.д.5). 

В соответствии с архивной справкой Областного государственного учреждения «Государственный архив Воронежской области» от 6.10.2008г., в документах архивного фонда Воронежской областной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков в акте от 12.05.1943 года по Семидесятскому с/Совету Хохольского района Воронежской области имеются сведения о том, что 7 июля 1942 года в селе Семидесятном оккупантами были созданы 2 концлагеря на территории колхоза «ОСО» и один на территории колхоза «9 января», где под открытым небом в овраге помещалось в общей сложности до 7 тысяч пленных красноармейцев и мирного населения. Из них большинство – мирного гражданского населения – женщин, стариков и детей. В этих лагерях был установлен зверский режим: заключенных морили голодом, кроме павшей конины и пол-литра кипяченой воды больше ничего не давали, работать заставляли непосильно по 12-16 часов, избивали плетьми и прикладами. Ежедневно десятки людей из лагеря расстреливали в овраге на расстоянии 600- 800 м. Списками узников архив не располагает (л.д.6). 

Удовлетворение заявления имеется юридическое значение для К. 

На основании изложенного и руководствуясь ст.ст. 194-198, 268 ГПК РФ, суд 

РЕШИЛ: 

Заявление К. удовлетворить. 

Установить факт принудительного содержания во время Великой Отечественной войны в период с июля по октябрь 1942 года в концентрационном лагере, созданном немецкими войсками в селе Семидесятное Хохольского района Воронежской области К.,  15 марта 1933 года рождения.

_____________________________________________________________________

Дорога смерти

Мурманчанка Елена Никитична Лешукова не жаловалась на жизнь даже в лихие годы перестройки. Что такое пустые прилавки, масло по талонам и обесценившиеся вмиг деньги по сравнению с колючей проволокой, опоясывающей фашистский концлагерь, узницей которого Елена Никитична оказалась в 1942 году» 

Фруктовое детство 

Ее Родина - затерявшееся в Воронежском Черноземье село Архангельское. Когда-то там стояла добротная изба, вокруг которой раскинулся шикарный фруктовый сад, где дед Елены Никитичны селекционировал яблоки. 

Сегодня от исторической родины у Елены Никитичны осталась только справка из Архангельского сельсовета: на пожелтевшем от времени тетрадном листе в клеточку сухо и по-будничному указано, что Елена Лешукова не имеет жилья в родном селе, так как ее дом сожжен оккупантами. Эту пожелтевшую справку Елена Никитична старается лишний раз не трогать, потому что боится, что бумага рассыплется от времени. Как, впрочем, не любит мурманчанка тревожить и память: слишком уж жуткие картины она хранит, словно эпизоды фильма ужасов с кровавыми сценами. 

Голод 1933 года забрал у матери Лены - Марфы Игнатьевны Чеботаревой - семерых детей и мужа. В свои 42 года она решила начать все сначала и, выйдя замуж за 60-летнего односельчанина, родила ему двух дочек. Они были для нее смыслом и главным аргументом, оправдывающим то, что она все еще живет, когда семеро ее деток давно зарыты в землю. 

Детство для Елены Никитичны - это огромный фруктовый сад, благоухающий на всю деревню, незатейливые игры с сестрой и бесконечно нежный взгляд мамы, когда она смотрела на своих девочек. Даже когда началась война и муж ушел партизанить, Марфа Игнатьевна была уверена, что с ней и ее дочерьми ничего не случится: ей казалось, что семь детских гробов - это самое страшное воспоминание ее жизни и хуже уже не будет. Детство закончилось, когда Архангельское наполнил гул мотоциклов: в село входил мадьярский мотострелковый полк. А вслед за венграми в доме с роскошным садом появились и немцы. 

Каторжные работы 

Архангельское пустело на глазах: сначала в Германию угнали всех подростков. А вскоре оставшимся старикам и малолетним детям приказали собраться на сельской площади. С собой не разрешали брать ничего. Если какая-нибудь мамаша пыталась ослушаться и прихватывала с собой узелок с пеленками для своего грудного ребенка, ее за этот узелок расстреливали на месте. 

Когда немцы убили нескольких деревенских баб с младенцами на руках, над сельской площадью застыла вязкая тишина: перестали плакать даже дети. Марфа Чеботарева спрятала старшую дочь Лену под широкую юбку, а младшую Нину прижала к своей груди. 

Жителей села Архангельское гнали пешком сорок километров. Падающих от бессилия стариков тут же загрызали овчарки, а отстающих баб расстреливали автоматчики. Марфа несла своих дочерей на руках, у нее подкашивались ноги и отнимались руки, но она не падала, пытаясь во что бы то ни стало спасти жизнь своих девочек. 

В селе Семидесятском, куда пригнали архангельских, фашисты устроили два концентрационных лагеря. Там от голода, жажды, ран, непосильной работы и зверских побоев погибали семь тысяч пленных красноармейцев. Практически все пленные были ранены, поэтому согнанные с окрестных сел бабы первым делом пустили нижние юбки на бинты. 

В справке архивного фонда Воронежской области, выданной Елене Никитичне как малолетней узнице Семидесятского концлагеря, сказано: «Комиссия по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков установила: 7 июля 1942 года в селе Семидесятском оккупанты устроили два концлагеря. На каторжных работах использовался труд семи тысяч пленных красноармейцев и мирного населения. Узников подвергали изощренным избиениям плетьми и палками, не кормили, давали всего по пол-литра воды». 

В пять утра концлагерь покидали все взрослые - их угоняли перетаскивать огромные валуны. Каждый день на этих работах насмерть надрывалась лошадь. Фашисты разрешали узникам сварить конину только через сутки, когда мясо брала гниль. Детям все время хотелось есть, но они не плакали и больше всего боялись огромного немца с волосатыми руками: он так хорошо владел палкой, что забивал пленных с трех ударов. Елена Никитична помнит, как успокаивала беззвучно ревущую сестру, рассказывая ей сказки. Только вот почему-то в голову лезли какие-то съедобные персонажи: сеньор Помидор, румяный Колобок, сестры Вишенки... 

Расстрелять не успели 

Затемно узники возвращались с работы. После чего их пристально осматривали немцы. Самых обессиленных расстреливали в соседнем овраге. Марфа старалась смотреть бодро, она не могла допустить, чтобы ее увели в овраг, потому что понимала: дети без нее погибнут. Она с девочками смогла продержаться в Семидесятском целый год. Отступая, немцы не успели расстрелять всех узников. Марфа с детьми была распределена в пятую партию расстрельников, однако советские войска ворвались в Семидесятское, когда немцы уничтожали только вторую. 

До родного села Архангельское Марфа с детьми добиралась пешком. Сорок километров давались с трудом. В пути вся семья переболела тифом и малярией. И все же они добрались. От Архангельского остались одни остовы, не спаслись даже деревья. На месте сожженного дома Марфа, собрав с детьми хворост, сплела плетень, обмазала его глиной и накрыла камышом. Вскоре из партизан вернулся старый отец, однако у него отказали ноги, поэтому в плетне из хвороста его семья прожила до 1952 года. 

Односельчанка Елены Никитичны тетя Дуся сразу после войны уехала в Мурманск. Приехав на побывку в родное село и увидев, как тяжело живется Марфе с дочерьми, она увезла 16-летнюю Лену с собой. Так Елена Никитична и стала мурманчанкой. Совсем скоро из глиняного плетня к ней в Мурманск перебралась и мать с сестрой. 

Она давно не была в Архангельском. На месте их дома и сада земля до сих пор вперемешку с золой, а всего в сорока километрах от родного села - Семидесятское. Сегодня эти 40 километров можно преодолеть на машине за полчаса. Однако для Елены Никитичны дорога на Семидесятское до сих пор ассоциируется с дорогой смерти, из лап которой ей чудом удалось вырваться.

Наталья ЧЕРВЯКОВА.

_______________________________________________________________________ 

 Расстрел немцами евреев в с.Семидесятное

Название в период оккупации        1-й Семидесятский с/с

Документы и свидетельства           1. Из акта ЧГК:

/…/ Гражданин Черных Тихон Антонович был очевидцем как на его глазах расстреляли семью евреев: 70летнего старика, старуху и 2х детей,

/…/ гражданка Зорина Хелла Петровна видела как в овраге на территории колхоза «Земледелец» немецко-мадьярские войска расстреляли семью евреев: мать и двое маленьких детей. /…/

ГАРФ Ф.7021 – Оп.22 – Д.500 – Л.183

http://www.holomemory.ru/place/455/?region=47